В Рогожский поселок мы пришли с фотографом Екатериной Штукиной, совсем молодой девушкой. Катя была в брюках – задание ехать на интервью со мной она получила в тот же день и времени переодеться не оставалось. Катя решила не снимать свое длинное пальто в кабинете владыки. Так и отработала все два часа. Ни одного слова в упрек мы не услышали!

Мы сидели перед кабинетом митрополита, ждали, когда он освободится, беседовали, и вдруг открылась дверь и появился владыка Андриан. Он сам вышел нас встретить и провести в кабинет. Могу сказать, что так не встречают журналистов в этом мире. Его появление, его образ произвели такое сильное впечатление, что на какое-то время я перестала слышать, а Катя – снимать. Нет, это не был какой-то ослепительный свет или некое мистическое воздействие. Перед нами стоял человек, который знал, кто к нему пришел, и не изображал из себя ничего того, что могло бы нам понравиться. Он был самим собой.

Интервью с митрополитом Андрианом зимой 2004 года стало единственным в моей журналистской карьере, о котором я могу сказать – это исключение из правил, с какой стороны ни взглянуть. Скорость, с которой старообрядцы дали согласие на интервью, не сравнить ни с одной конфессией. Никаких долгих предварительных согласований вопросов, только телефонный разговор с пресс-секретарем в самом общем виде, и встреча назначена – все произошло не бюрократично, легко и быстро.

Было видно, что он уставал во время интервью, что ему тяжело, но он не останавливался, просто начинал говорить тише. Для него было важно каждое произнесенное слово, он хотел его сказать, поэтому он говорил.

Конечно, ни одна газета не опубликует двухчасовую беседу полностью. Я видела перед собой текст, видела, насколько немногословен и точен в словах митрополит Андриан, и мне хотелось, чтобы было сказано что-то еще, а приходилось сокращать, и это было похоже на то, как режут по живому. Речь его была удивительная, правильная, ответственная за сказанное слово, без ненужных отступлений, без словесного сора – другой русский язык, не тот, на котором жужжит сегодня людское море.

Практически ни на один вопрос я не получила ожидаемого ответа – в моей практике это уникальная ситуация. Конечно, я готовилась к интервью, много прочитала материалов, но практически все, что он говорил, было в нарушение моего более или менее подготовленного представления о старообрядцах, не говоря уже о расхожем школярском представлении.

Как светский человек воспринимает старообрядца? Как полного затворника без малейшего представления об окружающей жизни. Ничего подобного! Митрополит был в курсе всего, что происходит здесь, в стране и мире. И его осведомленность была гораздо глубже, чем у тех, кто этим профессионально занимается. Его взгляд поражал незашоренностью.

Обыватель убежден, что старообрядцы боятся техники, как огня. Владыка на вопрос об отношении к техническим изобретениям дал ясный ответ: мы не рекомендуем детям увлекаться техническими новшествами, но понимаем, что наши дети живут в этом мире.

Поразил меня ответ про ИНН – пожалуй, самый строгий, не позволяющий двойного понимания. Владыка сказал, чго те люди, которые хотят сохранить себя от всех проявлений современной цивилизации, должны уйти в леса, они не могут жить среди людей здесь и требовать себе каких-то отдельных условий – это лукавство.

Я думала – вот сейчас спрошу про Папу Римского и услышу самый фундаменталистский в Православной Церкви ответ. Нет, совершенно трезвый взгляд, трезвая оценка, никаких обид: мы так давно разошлись, и нам нечего делить. То, что сказал о Папе Римском митрополит Андриан, я ни разу не слышала в Русской Православной Церкви.

Меня очень интересовало, из кого состоит старообрядческая церковь. Я ждала ответа о том, что это только люди, у которых родословная ведется с XVII века. А он развел руками и говорит – вот какой народ есть, такой он и у нас. Еще он рассказал о девочке-прихожанке, дочери русской мамы и папы-африканца, – совершенно спокойно, никакого расизма.

Когда речь зашла о писателе Мельникове-Печерском, то последовала мгновенная реакция владыки: он был прежде всего гонителем верующих людей, писал свои книги на основании собственных «расследований». А ведь сегодня мало кто знает, что это был чиновник по делам старообрядцев, который уничтожил и изрубил на дрова иконы! и множество народу арестовал. Причем говорилось это без всякого озлобления, просто сухая справка.

Удивительной была характеристика Николая II. Обыватель располагает набором клише: царь – либо мученик, либо монарх, погубивший Россию. Владыка Андриан сказал, что канонизация – не наше дело, он принадлежал к другой церкви, а вот благодарность старообрядцев этому человеку очень велика, поскольку он распечатал алтари. Но кто это знает? Кто помнит? Образ Николая II, который дал владыка, совершенно по-новому открыл личность царя.

Думаю, постсоветские люди не понимают, что это такое – многовековая жизнь Церкви при абсолютной невозможности служить в храмах. Когда митрополит Андриан говорил о гонениях, он подытожил: православных людей просто истребили. Все то. что он сказал, свидетельствовало о том, что его мнение не подвергается изменениям, не колеблется в зависимости от сегодняшней конъюнктуры, выгоды: православных людей действительно истребили, и православные люди – это именно старообрядцы, а не какие-то другие. И это не звучало как вызов. Моему редактору фраза очень понравилась, он сделал ее заголовком. Пресс-секретарь митрополита потом передал мне, что владыка, конечно, понимает, почему это сделано.

Во время интервью мне казалось, что владыка улыбался, но на фотографиях этого нет. Мы с Катей это обсуждали и поняли, что на фотографиях нет улыбки в нашем понимании – оскаленных зубов. Мимика у него была очень сдержанная, лицо просто иконописное. Мне казалось, что у него все время опущены глаза, но на фотографиях – обычный взгляд.

К сожалению, у нас в газете – ничего не поделаешь, журналистское сознание всегда скользит по поверхности – было выбрано фото владыки с мобильным телефоном. Спустя время пресс-секретарь митрополита Андриана сказал, что владыка очень не любит фотографироваться. Но нам он никак не показал, что ему это тяжело, хотя любому человеку физически тяжело, когда его все время фотографируют, к тому же Катя фотографировала все два часа практически без остановки – ослепляющие вспышки без конца.

Газеты читают не те люди, которые ищут откровений или глубины. Но думаю, что интервью митрополита Андриана было прочитано многими и внимательно. Сам его облик, даже фотографический, не оставлял возможности перевернуть страницу – вы не могли не прочесть, не услышать. Таких людей очень мало. И главное, что было внятно любому читателю, он не играл роль церковника, просвещенного светского человека, судьи, моралиста – он был самим собой. Есть очень немного людей среди современников, чьи слова весомы. Слова владыки были такими.

Другого рода впечатление от владыки Андриана у меня было на Всемирном Русском Народном Соборе 2005 года, в Храме Христа Спасителя. В зал заседаний входили всякие важные люди, все они несли себя, демонстрировали. Это трудно передать словами, но когда вошел митрополит Андриан, вокруг него сразу образовалось такое пространство внимания. Я видела, как он притягивал людей, которые никогда его раньше не видели и даже не знали, кто он. Владыка очень спокойно и очень охотно разговаривал с самыми разнообразными людьми – со всеми, кто обращался к нему.

Когда он вышел на трибуну и начал говорить, то после официальных речей, которые мало что задевали в душе, воцарилась такая хрустальная тишина. Она была очень весомой и длилась довольно долго. Потом я ходила среди людей и могу сказать, что обсуждалась только речь владыки. Редко бывает так, что человек говорит с трибуны и его речь оседает в сердцах. Я думаю, те люди, которые там были, запомнили его выступление. Но это не тиражируемое впечатление.

Я сидела на работе, когда вошел мой коллега и сказал – умер старообрядческий митрополит, пиши. А я еще ничего не знала. Узнала – и заплакала. Меня поразило, какое впечатление произвела смерть митрополита Андриана на моих коллег-журналистов – людей в массе своей циничных и не склонных к переживаниям. Наверное, ни об одной смерти так не говорили. Скупо, немногословно, но как будто каждого придавило.

Я написала эту заметку. Написала о самом важном, что он сделал, как мне казалось.
Он вывел старообрядческую церковь из информационного вакуума.
Он был первым главой старообрядцев, взявшим правильный тон в разговорах с РПЦ.
Он сделал так, что люди стали относиться к старообрядчеству не просто как к некоему культурному феномену, а как к части современного общества, а чиновники, облеченные властью, поняли, что им есть, куда приложить усилия.

Сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что у митрополита Андриана было четкое и ясное осознание своей роли и ощущение, что эта роль должна быть исполнена в очень короткий промежуток времени. Он определил очень точные и выполнимые планы и сделал все, что наметил. И еще я думаю, что такими были русские люди в XVII веке. Может быть, все они были такими – хорошие, плохие, не это важно. Важно то, что владыка дал пример русского человека с ясным и чистым сознанием, без двойного дна, без двойного счета, без двойного смысла слов. Без кривой усмешки, которая как будто приклеена к нашим лицам. Без страсти над всем смеяться и обо всем шутить.

Надежда Кеворкова,
газета «Газета»