А.В. Карташев
“Святая Русь” в путях России
“Задача Третьего Рима в голове молодого царя Алексея Михайловича воспылала мечтой освободить православных от турок и войти в Царьград василевсом всего Православия, а его друга патр. Никона – служить литургию в Св. Софии во главе четырех остальных патриархов. Для этого спешно нужно согласовать все книги и обряды с греческими. Началась неграмотная и нетактичная ломка. А греческим справщиком у патр. Никона оказался Арсений, выученик униатской коллегии в Риме, а оригиналом для исправления новопечатные греческие книги, изданные в Венеции. Московская церковная элита в лице избранных протопопов с Аввакумом во главе ревниво и бурно восстала против этих латинских тенет, вдруг опутавших Св. Русь, с пророческим гневом разорвала их и создала, при слепоте и упорстве властей, широкое народное старообрядческое движение”.
Раскол… “Это было невознаградимой растратой драгоценной народной энергии, огромным несчастием в жизни Церкви и народа, новой внутренней катастрофой в судьбах Св. Руси. Это раскололо душу народа и помрачило национальное сознание. Ревнители Св. Руси унесли ее светоч в тайники и подполье. А официальные водители народа, новые просвещенные классы, потеряв религиозное чутье, незаметно поддались чарам новой, внерелигиозной светской западной культуры. Раскол религиозный повлек за собой и раскол национального сознания, катастрофа удвоилась и осложнилась. Явилось две России: одна народная, с образом Св. Руси в уме и сердце, другая правительственная, интеллигентная, часто вненациональная. Эта двойная катастрофа застигла Св. Русь врасплох, неподготовленной, как и первая катастрофа латинского нашествия. Теперь наступал враг или конкурент гораздо более могущественный. Это – мировая секуляризация европейской культуры; смена теократии – антропократией, боговластия – человеко-властием; христианства – гуманизмом, права Божественного правом человеческим, абсолютного – относительным; снятие запретов с мысли и воли. Целью Св. Руси было небо, здесь – земля. Там законодателем был Бог через Церковь, здесь автономный человек через вооруженную научным просвещением государственную власть… Петр I противопоставил тезису Св. Руси антитезис светского государства и светского просвещения”.
Смысл старообрядчества
…В обращении к будущему старообрядчество есть указание, в каком стиле и в каком русле свойственно Русскому Православию идти к выполнению своих великих и вселенских задач. Русское Православие ритуально-реалистично, материалистично на взгляд европейски философствующего идеалиста и спиритуалиста. Теократически полный идеал его – цельный, .всеохватывающий, культом проникнутый, украшенный и освященный быт… и с довольством, и достатком, и с благами земными, и “благоденственным и мирным житием”, но “во всяком благочестии и чистоте”. Старообрядцы и духоборы, в отечестве и эмиграции давшие явления сочетания веры и быта зажиточного и производственного, обнаруживают эти именно потенции и, так сказать, практическую метафизику Русского Православия.
Не ринется ли сюда разочарованный ложным исканием социальной правды в большевизме русский народ и не направит ли и свою разбуженную религиозность и свое характерное социальное правдолюбие в лоно православной церковности именно в ее национально свойственной ему форме? Мы в это верим. И даже более объективно – мы предвидим это исторически, как неизбежное, ибо нельзя уйти от своего национального лика”
Очерки по истории Русской Церкви
… Примирив шись с И. Нероновым, Никон о книгах сказал ему; “обои добры (и старопечатные и новопечатные), все равно, по каким хочешь, по тем и служишь”… То, что Никон, уйдя с кафедры,… даже ни разу не вспомнил о книжных исправлениях, доказывает, что и в действительности он изменил свои взгляды по этому вопросу. Он видел, что из-за текста книг идет не смута только, но образуется даже и раскол и тем не менее в многочисленных своих письмах он ни одним словом не обмолвился о книжной справе, как будто она не связана с его именем. Мало того, молчаливо признавая свою тактическую ошибку в этом деле, Никон, по-видимому приходил даже и к мысли оставить в покое старые книги. Диакон Федор свидетельствует: “Никон, по многом обличении от многих отец, позна свое блужение в вере и отрекся патриаршества своего в соборной церкви пред народом; и отыде в монастырь свой и посемь в Валдае в Иверском монастыре завел свою друкарню. Тут же и населившиеся иноцы Киево-Печерскаго монастыря. И повелел им тут печатать Ча-совники по старому уставу и обычаю. И те Часовники его видех аз, по его благословению печатные тамо мелкими словами в четверть листа. В них же уже: “и в Духа Святаго Господа истиннаго и животворящаго. И прочая вся в них по старому слово в слово”. Там же перепечатаны по-старому Псалтырь, Молитвенник и Каноник… В 1667 г. на суде над ним, Никон уже прямо заявляет о своем отрицательном отношении к новым греческим книгам: “Греческие правила – не прямые. Их патриархи от себя писали, а печатали их еретики”. Итак, Никон сошелся во взглядах на греков со своими противниками, москвичами-старообрядцами. Начав за здравие, кончил за упокой! А какое зло было уже порождено им! Раскол уже родился, и вернуть его в небытие, остановить, ни у кого не нашлось силы и искусства”.
…”Русский собор 1666 г. Происходил между 29 апреля и 2-м июля. В ноябре прибыли патриархи; Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но, к сожалению, они попали в обработку не в русские, а в чисто греческие руки, да к тому же еще и недоброкачественные. Главным консультантом их оказался Паисий Лигарид, личность насквозь фальшивая. Он злобно и тенденциозно заразил патриархов настроением оскорбленной амбиции. Все дело старообрядческой оппозиции представил, как националистическую вражду части русских ко всему греческому. Лигарида в этом поддержал другой грек, проживший в Москве 15 лет (с 1655 г. по 1669 г.) архимандрит Афонского Иверского монастыря Дионисий. Он изучил русский язык, был среди книжных справщиков этого времени и зарекомендовал себя среди москвичей своим греческим превозношением над русскими. Незнавшие ни слова по-русски патриархи обречены были смотреть на все дело глазами этих двух своих переводчиков и советников… Архим. Дионисий специально для собора изготовил опровержение старообрядчества. Как показывает сравнение текстов этого трактата Дионисия с окончательными постановлениями собора 1667 г., именно текст Дионисия и лег в основу суждений восточных патриархов; он же до буквальности часто воспроизводится и на протяжении всех актов этого собора. Дионисий… в своем сочинении проводит совершенно противоистори-ческую, анти-шучную, произвольную концепцию. Его трактат является таким же дипломом на историческое невежество, как и у его противников. В то время все их современники были слепцами в церковной археологии и в спорах на эти тему были одинаково беспомощны. Но горькая сторона данного случая сводится еще и к тому, что грек Дионисий, с чисто богословской, научно-исторической точки зрения, не возвышается над нашими старообрядцами и запутывается в том же обря-доверии. Его концепция такова:
Русские сами без греков неспособны сохранить православие. Как только с падением Константинополя они
стали жить церковно самостоятельно, так и завелись у них эти “новшества” (!) в виде двуперстия, сугубой аллилуйи, посоленного хождения, седьмипросфория и проч. Лишь теперь сношения с греками восстановлены, и открылась возможность опять исправиться…
Мелочно придирчиво толкуя смысл двуперстия, Дионисий видит в нем – ни много, ни мало – как арианство, и македонианство, и савеллианство, и аполлинарианство!.. Сугубая аллилуйя тоже и эллинское многобожие, и, если угодно, обратное тому – иудейский или агарянский монотеизм: “не разумеют окаяннии и слепни сердцем, зане то есть вельми и зело велия ересь”. И старая редакция молитвы Иисусовой без слов “Боже наш” тоже – арианство. Благословляющее сложение перстов, одинаково и у мирян, и у священников, раз оно не “именословное”, есть ересь люторская и кальвинская. Словом это – догматика обрядоверия. При ней никакое разнообразие обрядов в единой Церкви недопустимо…
Итак, вот эта псевдо-историческая и псевдодогматическая концепция. Русь была вполне православна, пока русские митрополиты ходили за хиротонией к грекам. Затем в отрыве от греков русские “темным омрачением омрачилися”, стали принимать “зло за добро и горькое за сладкое”. И только теперь, особенно при царе Алексее Михайловиче, “сия земля великороссийская лросвещатися паки нача и в православие вправлятись”, так как теперь начала признавать высший авторитет по церковным вопросам в лице восточных, греческих патриархов. Теория, льстящая эллинскому патриотизму и совершенно анти-историческая. Образец того, как “хорошо подвешенный язык” без руля и без ветрил точного научного знания, хотя и под видом той же науки или просто церковного благочестия, может натворить столько бед. Лишь равное научное невежество русских архиереев могло сделать их молчаливыми согласниками с такой антирусской теорией и беззащитными в виду заранее безусловно признанного ими авторитета восточных…
Для оправдания невежественной теории Дионисия нужно было не только объявить еретическими старые русские обряды и наложить анафему на употребляющих их, но и отвергнуть главный аргумент старообрядчества – ссылку на соборное освящение русской церковной старины. Поэтому Дионисий, за ним патриархи, а за ними – увы! – и все русские отцы собора 1667 г. посадили на скамью подсудимых всю русскую московскую церковную историю, соборно осудили и отменили её.
“Осужденные вожди старообрядчества назвали этот собор “бешеным”, уподобили его иконоборческому собору Константина Копронима (754 г.), на котором “со властьми не Христос сидел, ни Дух истинный учил, но лукавый сатана”.